Близится чудесный,  светлый праздник День Победы. Прошло 72 года с тех ужасных и пугающих событий, но мы до сих пор помним и никогда не забудем, что для нас сделали и чем пожертвовали участники Великой Отечественной войны.

Ежегодно,  в канун 9 мая администрация, профком и Совет ветеранов ОАО ХБК «Шуйские ситцы» навещают бывших работников, участников ВОВ,  вручают подарки – продукцию нашего производства. С какой радостью и благодарностью, что их помнят на родной фабрике, встречают нас ветераны. К сожалению, с каждым годом всё меньше и меньше адресов,  которые мы посещаем. В этом году будут встречать 9 мая четыре ветерана в г. Шуя –

Борин Геннадий Николаевич 1927 г.р.,

Чижов Николай Васильевич 1924 г.р.,

Трофимкина Клавдия Владимировна 1925 г.р.,

Щербаков Алексей Александрович 1927 г.р. 

и два ветерана Фурмановской фабрики  Пирожкова Галина Ивановна 1923 г.р. и Кулешова Надежда Михайловна 1927 г.р.

5 мая в Павловском дворце администрация и профком совместно с Советом ветеранов ОАО ХБК «Шуйские ситцы» чествовали ветеранов  Великой Отечественной войны,  тружеников тыла, ветеранов труда и т.д. Торжественную речь со словами благодарности произнес заместитель генерального директора ОАО ХБК «Шуйские ситцы» - Хромов Владимир Сергеевич, поздравила с наступающим Днем Победы председатель Совета ветеранов - Ладонцева Валентина Константиновна. Ветеранам был организован праздничный фуршет и музыкальная программа.

Благодаря Вашей победе сейчас мы живём в свободной стране. И, несмотря ни на что,  мы всегда будем помнить Вашу заслугу перед Родиной. Спасибо Вам за нашу счастливую жизнь и за светлое будущее наших детей. СПАСИБО ЗА ПОБЕДУ!

ОНА ЗАЩИЩАЛА РОДИНУ

 Сегодня мы немного расскажем о Трофимкиной Клавдии Владимировне. В свои 92 года она поведала нам свою историю.

НА ВОЙНЕ ПЕРЕДЫШЕК НЕТ

 Из семьи Ивлевых защищать Родину ушли трое. В 41-м — отец, в 42-м — старший брат, а в 43-м, после окончания курсов РОКК, получила повестку и она — Клавдия Владимировна Ивлева. Впрочем, тогда она была просто Клава — весёлая, жизнерадостная девчонка, которой едва исполнилось восемнадцать лет.

— Из Шуи привезли нас в Иваново, а оттуда в Городец Горьковской области. Там собрали группу медсестёр и отправили под Москву, в Кунцево, — вспоминает Клавдия Владимировна.  — Там формировались новые части, в них нас и распределили. Кто-то остался в Москве, кто-то под Ленинград поехал, а нас четверых направили на 1-й Украинский фронт медицинскими сёстрами в 738-й противотанковый дивизион, который находился тогда в небольшом украинском городе Дергачи. Это был дивизион самоходных 85-миллиметровых орудий — истребителей танков, как их называли. Приехали мы во время короткой передышки между боями. А вообще, за всю службу передышек почти не было. Самоходки наши постоянно были на передовой, естественно, и санчасть, в которой мы служили, тоже была постоянно на передовой.

Передышка наша закончилась. Поход на Западную Украину был очень тяжёлым. Это было несколько месяцев непрерывных боёв. Особенно трудно было из-за того, что в нашем тылу, на освобождённой от немцев территории, зверствовали бандеровцы. Основным частям армии заниматься этими бандитами было некогда, и они этим пользовались. Вырезали обозы, нападали на отставшие небольшие подразделения, устраивали диверсии на железных дорогах. Попасть в руки к этим бандитам было, пожалуй, хуже, чем к немцам. Поэтому мы старались, несмотря на постоянные обстрелы и бомбёжки, быть рядом, не отставать от дивизиона. Ведь случись отстать, мы стали бы легкой добычей для какой-нибудь банды.

УСТАЛОСТЬ ПРИХОДИТ ПОТОМ

 Обязанность медицинской сестры — оказать первую помощь раненому бойцу, вынести его из-под огня, доставить в санбат. На словах вроде ничего сложного — остановить кровотечение, обработать и перевязать рану, помочь добраться до санбата. Это в теории, а на деле до раненого бойца нужно ещё доползти, а он ждёт помощи или у подбитой машины, или где-нибудь в воронке, посреди простреливаемого поля. И перевязывать его приходится не в кабинете на хирургическом столе, а под пулями, когда нельзя и головы поднять. А потом этого, нередко потерявшего сознание от боли мужика, 18-летняя девчонка, где на шинели волоком, где на собственной спине, должна во что бы то ни стало дотащить до своих окопов, а потом и до медсанбата. В такие минуты забываешь про всё — про страх, про усталость. Все мысли и все силы сосредоточены на одном — доползти самой и вынести раненого. Усталость приходит потом. И хорошо, если выпадет минутка-другая перевести дыхание, унять бешено колотящееся сердце, прежде чем опять раздастся чей-то голос: «Санитара сюда! Здесь раненый!». И значит, нужно снова идти, ползти туда, где стреляют, где рвутся снаряды и мины, где ждёт твоей помощи раненый боец.

— Уставали до такой степени, что буквально с ног валились. Однажды во время передышки между боями уснула прямо в поле, на голой земле. Меня спохватились, искали везде, даже среди раненых, а я спала. Вот как бывает, — смеётся Клавдия Владимировна. Улыбка у неё очень добрая и по-молодому задорная. Наверное, тогда, 60 лет назад, эта задорная девичья улыбка многим бойцам сердце ранила.

ВОЕННАЯ МОЛОДОСТЬ

 — Всё было, — подтверждает мои мысли Клавдия Владимировна. — Мы же совсем молодые были, а молодость она и в войну молодость. И форсили, насколько это было возможно, и красивее выглядеть старались, и влюблялись. Как же без этого? А ребята у нас в дивизионе хорошие были. Нас, девчонок, всего четверо было — три медсестры да ещё одна радистка. Так ребята наши — и разведчики, и артиллеристы нас оберегали, жалели. Особенно один из взвода разведки. Не подумайте, у нас с ним ничего не было, он просто был и по сей день остаётся хорошим другом. Всегда опекал, старался помочь, чем возможно. Возвращается с задания — обязательно какой-нибудь трофейный гостинец несёт. То банку тушёнки, то шоколад немецкий. Кормили-то нас неважно. Лучше, конечно, чем в тылу, побольше, но всё та же перловая каша. Это в последние месяцы войны, когда в Польше, а потом в Германии воевали, там еды было всякой вдоволь, а в 43-м частенько приходилось голодными спать ложиться.

НА ВСЮ ЖИЗНЬ ЗАПОМНИЛА

 — Запомнилось мне, как Вислу форсировали. Сапёры наши только навели переправу, пустили по ней наши самоходки, как налетели «Юнкерсы», бомбить начали. Страху натерпелась столько, что на всю жизнь запомнила. Висла в том месте широкая, когда самоходка идёт по понтонному мосту, он и так проседает, а тут ещё бомбы то справа, то слева рвутся, понтоны под самоходкой пляшут, того и гляди перевернутся. Но, слава Богу, повезло. Переправились без потерь — и сразу в бой. Немцы тогда бросили на нас много танков, старались любой ценой не дать нам закрепиться на западном берегу. Вот там, за Вислой, довелось мне увидеть, что остаётся от танкиста, когда он не успевает выбраться из подбитого танка. Немцы отошли, и мы ехали полем, на котором, как на поле у Прохоровки, был встречный бой наших «тридцатьчетвёрок» с «тиграми». Подбитых, сгоревших танков там, наверное, сотни было, но наших больше. Остановились у одного из танков, а рядом с гусеницей — то, что осталось от танкиста: обрубок обугленный меньше метра длиной. Много видела крови и смертей и до этого случая, и после, но тот танкист сгоревший до сих пор перед глазами.

А вскоре, уже под Ковелем, 24 августа 44-го года меня ранило. Отбили наши тогда танковую атаку и в санчасть сообщили, что на НП дивизиона ранило офицера-корректировщика. Пошла я, а вместе со мной отправился комсорг батальона. И, не доходя до НП, попали мы на прицел снайперу немецкому. Комсорга наповал уложило, а следующая пуля ударила меня в руку — пуля прошла навылет. Боль жуткая. Рана вроде не опасная, такое ранение лёгким считалось, но всё равно почти месяц в госпитале в Люблине пролечилась. Больше всего боялась отстать от своей части — за тот год, что прослужила в ней, там все как родные стали. Но меня не забыли. Когда пришло время выписываться, за мной на своём «Виллисе» приехал сам начальник штаба дивизиона.

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

Тогда, в начале осени 44-го, 738-й противотанковый дивизион вместе с другими передовыми частями 1-го Украинского фронта оказался лицом к лицу с отборными танковыми дивизиями вермахта из состава Померанской группировки, пытавшихся изменить ход сражения за Одер. Наши выстояли, но через неделю боёв в дивизионе не осталось ни одного орудия. Остатки дивизиона были выведены на переформирование в Загорск, и впервые за долгие месяцы войны у бойцов появилась возможность отоспаться, помыться в бане, отдохнуть.

— Я там первый раз в жизни мылась в русской печи, — с улыбкой вспоминает моя собеседница. — Там, где нас на постой определили, бани не было, а так помыться хорошенько хотелось. Хозяйка дома протопила печь, еду приготовила, а потом говорит нам: «Полезайте в печь, мойтесь, девчонки!». Мы сначала подумали, что она шутит, а потом я первая отважилась, полезла в печь. Сначала страшновато было, а потом так тепло, так уютно, что и вылезать не хотелось.

В Загорске расстались мы с моей первой любовью. Был парень из нашего дивизиона, мы с ним мечтали о том, что война кончится — поженимся, но не судьба была. После переформирования его перевели в другую часть, и поехал он на Дальний Восток. А с разведчиком, который до самого конца войны о нас заботился да опекал, мы до сих пор по телефону общаемся. После войны он вернулся на родину, в Херсон. Каждый год присылает поздравления с днём рождения, с днём Победы, по телефону звонит. Такая вот она, фронтовая дружба, на всю жизнь.

КОНЕЦ ВОЙНЕ!

 — Получили мы пополнение, новые орудия — СУ-100, после переформирования стала наша часть 1976-м самоходным артиллерийским полком, и вскоре направили нас снова на 1-й Украинский фронт в Восточную Пруссию. Было это уже в конце зимы 45-го. До конца войны оставалось немногим больше трёх месяцев. И, хотя направление наше считалось второстепенным — основные силы были брошены на Берлин, потери и у нас были очень большие. Немцы за каждый город дрались отчаянно. И не только взрослые солдаты, но нередко и 13-14-летние мальчишки из гитлерюгенда стреляли из окон домов и из подвалов не только по нашим солдатам, но и фауст-патронами по танкам и самоходкам.

Победу встретили в Дрездене. Рано утром все ещё спали, и вдруг на улицах поднялась такая стрельба, что мы спросонья подумали, что начался артналёт или немцы в город прорываются. В окно выглянули, а там все весёлые, многие пьяные «Победа! — кричат. — Конец войне!». В конце мая 45-го полк перевели в Чехословакию, а в начале октября вышел приказ о демобилизации. Вернулась домой и узнала о том, что отец воевал недалеко от меня и погиб уже в самые последние дни войны в Германии.

А ещё через год в Шую к месту постоянной дислокации пришла дивизия, выведенная из Германии, и сразу для всех девчонок шуйских женихи нашлись. Встретила своего суженого и Клавдия Владимировна, и стала она Трофимкиной.

ТРУДНО ЖИЛИ, НО СЧАСТЛИВО

 — Трудно жили, — вспоминает Клавдия Владимировна,  — и голодно, и жить негде было, а всё равно счастливо. Война кончилась, вернулись живыми, дом построили, двое сыновей росли. Разве это не счастье?

Конечно, счастье. За него шли они в огонь и под пули, за него хоронили друзей на долгом пути к победе. За своих будущих детей и внуков, за то, чтобы жили они, не зная бед и ужасов войны. Всё дальше от нас те годы, всё меньше остаётся среди нас ветеранов той страшной войны. Сегодня, когда самому молодому из них уже далеко за восемьдесят, пожалуй, самым дорогим подарком для каждого из них являются не цветы, не продовольственные наборы, хотя и они, конечно, нужны и приятны. Но всё-таки гораздо важнее не дежурное, к празднику, а повседневное, искреннее человеческое внимание. Это ведь совсем не трудно позвонить, поинтересоваться, как здоровье, сказать несколько тёплых слов. К сожалению, нередко бывает и по-другому.

Источник статьи про Трофимкину К.В. - mspros.ru